Уильям Моэм - Рассеянные мысли [сборник]

В начале последней войны я оказался заперт в Бандоле — небольшом курортном местечке на французской Ривьере; заперт, должен добавить, не полицией, а силой обстоятельств. Я находился на парусной яхте. В мирное время она стояла на якоре в Вильфранше, но власти приказали нам покинуть порт, поэтому мы отправились в Марсель. По дороге нас застиг шторм, и мы укрылись в Бандоле, где нашлась подходящая гавань. Частным лицам передвижения были запрещены, и без разрешения, которое выдавалось после долгих проволочек и заполнения множества анкет, нельзя было поехать даже в Тулон. Пришлось сидеть на месте.

Отдыхающие быстро разъехались, и курорт приобрел вид покинутый и жалкий. Казино, большинство отелей и часть магазинов закрылись. Однако время я проводил довольно приятно. В лавке канцтоваров каждое утро можно было купить «Пти Марсельез» и «Пти Вар», потом выпить café au lait[2] и пройтись по магазинам. Я узнал, где продается самое лучшее масло и в какой булочной пекут самый вкусный хлеб. Мне пришлось пустить в ход все свое обаяние, чтобы уговорить пожилую крестьянку оставлять для меня полдюжины свежих яиц. К моему огромному разочарованию, выяснилось, что в приготовленном виде гора свежего шпината превращается в жалкие крохи. И наконец я снова убедился, что совершенно не разбираюсь в людях: каждый раз, когда лицо торговки на рынке внушало мне доверие, она обязательно подсовывала мне перезрелую дыню или твердый, как кирпич, камамбер (при том, что в ответ на мои сомнения, она дрожащим от обиды голосом уверяла, что он a point[3]). К десяти часам обычно подвозили английские газеты, и, хотя они были недельной давности, это меня не останавливало: я читал их с огромным интересом.

В десять часов по телеграфу приходили новости из Марселя. Затем второй завтрак и сон. Во второй половине дня я шел на прогулку вдоль моря или наблюдал, как мальчишки и старики (больше никого не осталось) бесконечно играют в шары. В пять появлялся «Солей», и я снова читал то, что уже видел утром в «Пти Марсельез» и «Пти Вар». Потом опять телеграфные новости в половине восьмого. С наступлением темноты мы запирались на яхте, и если из иллюминаторов пробивался хоть маленький лучик света, раздавались грозные крики патрулей противовоздушной обороны, дежуривших в гавани, и нам строго-настрого предписывалось задернуть светонепроницаемые шторы. Делать было нечего, кроме как читать детективные романы.

Имея столько свободного времени, я должен был бы совершенствовать свой разум чтением великих памятников английской литературы. До этого я никогда не читал за раз больше одной главы «Упадка и разрушения»[4] и неоднократно давал себе слово, что когда-нибудь прочитаю его от корки до корки. И вот мне представилась блестящая возможность. Однако жизнь на сорокапятитонной парусной яхте, пусть даже вполне комфортабельной, довольно неспокойна. Рядом с каютой находится дверь камбуза, где матросы готовят себе ужин и под стук кастрюль и сковородок громко обсуждают свою личную жизнь. Один из них заходит в каюту за банкой супа или коробкой сардин, потом вдруг вспоминает, что надо включить мотор, а иначе не будет электричества. Затем юнга с топотом спускается вниз, сообщает, что поймал рыбу, и спрашивает, будете ли вы ее на ужин. Затем он приходит накрыть стол. Шкипер соседней лодки что-то громко кричит, и матрос идет выяснить, что ему надо, топая по палубе прямо у вас над головой. Они оживленно беседуют, и волей-неволей вам приходится это слушать, поскольку они орут во всю глотку. В таких условиях трудно читать внимательно. Думаю, было бы несправедливо по отношению к прославленной книге Гиббона, если бы я взялся за нее при подобных обстоятельствах, и должен признать, что еще не достиг такого просветления духа, которое позволило бы мне сосредоточиться на чтении. Меньше всего на свете мне хотелось приступать к «Упадку и разрушению Римской империи», и, к счастью, этой книги у меня с собой не было. Зато были детективы, которыми я мог обмениваться с владельцами других яхт, стоявших, как и мы, в гавани на якоре, а в канцелярском магазине, где я покупал газеты, продавалось много книг этого жанра.

Разумеется, это был не первый случай в моей жизни, когда я читал детективы, но никогда еще я не читал их в таком количестве. Часть Первой мировой войны я провел в туберкулезном санатории на севере Шотландии. Там я узнал, как приятно весь день валяться в постели: ты чувствуешь освобождение от всех жизненных забот и вволю предаешься абстрактным рассуждениям и метафизической задумчивости. Насморк — неприятная болезнь, но сочувствия от окружающих вы не дождетесь. Окружающих не пугает, что ваша болезнь может обернуться пневмонией и свести вас в могилу, но они очень боятся от вас заразиться. Они, как правило, даже не пытаются скрыть свое раздражение из-за того, что вы подвергаете их риску заболеть. Лично я, когда со мной такое случается, сразу ложусь в постель. Вооружившись аспирином, грелкой, ромовым пуншем на ночь и полудюжиной детективов, я готов извлечь сомнительную пользу из относительной необходимости.

Хоть я прочел сотни детективов, плохих и хороших, однако в этой области я всего лишь дилетант. И даже решившись ознакомить читателя со своими соображениями относительно этого жанра, я отчетливо осознаю собственную некомпетентность.

Для начала я должен провести границу между триллером и детективом. Первые попадают мне в руки только случайно, если по названию на обложке у меня складывается ошибочное представление, что речь пойдет о расследовании преступления. Триллеры — незаконные наследники книг Хенти и Баллантайна, которыми зачитывались подростки, и своей популярностью они обязаны лишь тому, что у нас сохранился большой класс взрослых читателей, чей мозг так и остался на детском уровне. Мне не хватает терпения читать про отважных героев и безупречных героинь, которые после множества невероятных приключений, наконец соединяют свои судьбы. Первых я ненавижу за твердость характера, вторые путают меня своей неуместной игривостью. Я иногда размышляю о людях, пишущих подобные книги. Неужели они охвачены божественным вдохновением и вкладывают в свои произведения всю боль души, как Флобер, когда писал «Госпожу Бовари»? Я не верю, что они сознательно рассчитывают написать успешный роман, который принесет им кругленькую сумму. В таком случае я не стал бы их винить: так зарабатывать на жизнь гораздо приятнее, чем торговать спичками под дождем и ветром или служить смотрителем в общественном туалете. Но мне приятней думать, что ими движет любовь к ближнему, что с помощью историй о пожарах, кораблекрушениях, железнодорожных катастрофах, вынужденных посадках в Сахаре, пещерах контрабандистов, опиумных притонах и зловещих азиатах они надеются привить огромной читательской массе, порожденной всеобщим школьным образованием, любовь к творчеству Джейн Остен.